Впрочем, не на всех офицеров и генералов, слова полковника произвели надлежащее впечатление. Как бы, не на большей их половине, на лицах читалась скука, недоумение — а то и, открытое возмущение. Если бы не моё присутствие и явное благоволение полковнику Чернышенко, его бы счас наверное поедом схарчили!
Послышались правда, весьма искусно завуалированные высказывания, мол — что с нижних чинов, этого тупого серого быдла, взять!
Полковник, с таким не согласился и, чтоб не быть голословным, привёл пример:
— Ну, не скажите! Офицер моего — тогда ещё батальона, поручик В, ещё в Галиции попав разок под обстрел австрийских гаубиц — после от каждого громкого стука, выпрыгивал из окопа и бежал куда подальше! Правда, каков молодец: знал за собой такую особенность и приказал солдатам каждый раз ловить его и возвращать на место. Да…
Глаза полковника затуманились печалью:
— …Как чуял, что ли — погиб он именно от «чемодана». Другой же, офицер из кадровых — капитан М, падал в обморок от каждого звука разрыва снаряда — как барышня на балу, от непристойного предложения гусара. Пришлось «списать» в тыл…
Генерал-артиллерист, тоже подержал мою и полковника Чернышенко точку зрения:
— Воистину так, господа: мне самому — хоть и весьма спорадически, пришлось пару раз находиться под обстрелом тяжёлых германских гаубиц… Никто не осмелится, зная моё прошлое, назвать меня слабодушным — но, впечатление у меня осталось надолго! Даже, не слишком близкий разрыв такого «чемодана», оказывает мощнейшее воздействие на человеческую психику…
Своё веское слово сказал и, «герой дня» (не считая конечно, мою августейшую особу) генерал-майор Свечин:
— Чтоб, выдержать многочасовой обстрел германской тяжёлой артиллерии, нужны стальные нервы. А после многомесячных тяжёлых боёв, ежедневно видя гибель товарищей, ясно понимая безнаказанность этого для неприятеля — ввиду бездействия нашей артиллерии, нервы у всех расшатаны! Стоит ли удивляться, господа, разложению дисциплины и дезертирству в пехотных частях?!
«Это всё — ещё цветочки, господа! — хотелось сказать мне, — а, ведь впереди ещё чего — более «интересного», великое множество! Например, отказы идти в наступление».
Подошёл к самому краю огромной могилы, бывшей воронки на вершине Высоты 72,7 — куда складывали останки погибших героев из Первого полка и, встал с непокрытой головой. Всё моё «сопровождение» — куда им деваться, проследовало за мной.
Помолчав, говорю:
— Паллиативное решение мною уже найдено: захоронением погибших занимается специальная полковая похоронная команда. Это, хоть как-то снизит моральное воздействие больших потерь на личный состав. Стоит, распространить этот опыт на все полки Действующий армии, господа генералы и офицеры!
Под моим пристальным взглядом, адъютанты начальничествующих лиц, споро зашуршали карандашами по блокнотикам.
— Но это, именно — «паллиативное решение», господа!
Как-то так случайно получилось, после окончания похорон, что мы с генералом-артиллеристом остались с глазу на глаз, немного в стороне от остальных:
— Нельзя ли как-то организовать контрбатарейную стрельбу уже имеющимися силами, господин генерал?
— Увы, Государь! Наша полевая артиллерия, вооруженная 3-х дюймовыми пушками — стреляющая шрапнелью по настильной траектории, просто не в состоянии хоть как-то вести контрбатарейную борьбу с германскими гаубицами.
— А где наши — русские гаубицы?
Из «послезнания», мне немного известна история такого состояния дел.
Теоретически, русское военное министерство совершенно не учитывало тенденцию развития оборонительных средств ведения войн. Даже получив в Русско-японскую войну «тревожный звоночек», русские генералы не помышляли о том, что военный конфликт с крупной европейской державой, обязательно примет форму позиционной войны. Все надежды связывались с крепостями, даже не задумывались о более современной, гибкой системы полевых опорных пунктов. Малейшие намёки на ликвидацию явно устаревших крепостей, генералы рассматривали как измену Родине!
В результате, хотя расходы на вооружение Российской императорской армии и были сравнимы с немецкими или даже их превосходили, тратились деньги на оборону крайне бестолково. Немцы развивали тяжёлую полевую артиллерию и стрелковое оружие, русские — крепости и их тяжелые стационарные орудий. Накануне войны 1914 года, в крепостях находилось около трёх тысяч современных тяжелых орудий, а в полевых частях — всего пару сотен тяжелых гаубиц и пушек.
Ещё одна фатальная ошибка — слишком большой акцент делался на кавалерию. В результате «конного блицкрига», мы так и не дождались — зато железнодорожная сеть оказалась забитой составами с фуражом для громадных конных масс.
Ну и, добило русскую сухопутную армию чрезмерное увлечение созданием флота. Гигантские линкоры, каждый из которых стоил — как пара тысяч шестидюймовых гаубиц с бесконечным боезапасом, всю войну простояли в гаванях, матросам от безделья захотелось «свободы» и началось…
— …Изначально, мы были бедны такими орудиями [174] : в немецком армейском корпусе их больше, чем в русской армии. К тому же, наши гаубицы по большей части лёгкие — 48-ми линейные, ни в какой мере не могут сравниться по силе воздействия на полевые укрепления, с германскими — шестидюймовыми! Нашей «лёгкой» 48-ми линейной гранате, я уже не говорю про трёхдюймовый калибр, нужно прямое попадание… А, шестидюймовый — разрушит любое полевое укрепление и убьёт находящихся там солдат, даже разоравшись в нескольких саженях от него.
Как хреново, то…
— Неужели, ничего нельзя сделать, господин генерал?
Помолчав, он ответил не глядя на меня:
— Увы, но и последний свой шанс мы упустили, Ваше Величество!
— Уточните, пожалуйста…
— Немцы, сняв со своих восточных крепостей не только все тяжёлые орудия вместе с командами — но даже пулемёты и бросили их на фронт. Я, тоже предлагал эту меру — ещё при Великом Князе… Ведь, только в Ивангороде у меня было свыше пятисот орудий с большим количеством снарядов! Всего же в шести, оставленных нами крепостях в Польше и Литве, было около шести тысяч орудий среднего и крупного калибра. Если, пехотные генералы говорят, что причиной отступления был недостаток тяжёлой полевой артиллерии — то почему они не настояли на использовании крепостной?!
Я, не подумав ляпнул:
— Видимо, чтоб было чем защищать крепости!
— Так, почему их не защищали, Ваше Величество — а сдали вместе с артиллерией?! Ведь, многие эти орудия, немцы уже начали применять против нас!
Хм, кгхм…
— А кто-нибудь предлагал эту меру пехотным начальникам, господин генерал?
— Я написал генералу Алексееву подробнейший доклад и послал его в Штаб, тогда ещё в Барановичи. Но, Михаил Васильевич был чрезвычайно занят и, не мог заняться им лично. Генерал Борисов же — которому, он поручил рассмотреть этот вопрос, по-видимому — никуда не торопился и, только за несколько дней до подхода к крепости противника…
Артиллерист смущённо смолк.
«Всё же я был прав: этого Борисова надо от Алексеева срочно убирать! Правда, это надо сделать технично: это его, наряду с Пустовойтенко — наилепейший кореш. Ну впрочем, Штирлиц уже указания получил — будем надеяться, что он справится…».
Думаю, с этим генералом-артиллеристом, время пришло познакомиться:
— Извините, господин генерал, мой преждевременный склероз… Как Вас…?
— Генерал-майор Шварц, Алексей Владимирович! — щёлкнул каблуками тот, — бывший комендант крепости Ивангород — оставленной мной по приказу и вопреки собственной воле, после полной эвакуации и взрыва укреплений…
Морщу лоб, типа — пытаясь вспомнить.
— Был произведён в генерал-майоры и награждён Георгиевским оружием лично из ваших рук, Ваше Величество — когда Вы в прошлом году в октябре, изволили посетить крепость после её успешной обороны и отбития неприятеля с большим уроном!